| Казачка | Дата: Пятница, 29.07.2011, 15:37 | Сообщение # 1 |
 пишет обгрызенным карандашом
Группа: Пользователи
Сообщений: 2
Статус: В астрале! Не беспокоить!
| У нее были серые глаза. Но когда приходило яркое весеннее солнце, радужка становилась какого-то безумно голубого цвета. По утрам, потягиваясь, она выходила на балкон в одной серой комбинации курить и махала рукой мужчине из дома напротив. Тот не курил, а делал зарядку с гантелями. Всегда в зеленой майке - борцовке и черных шортах. Он махал ей в ответ. При желании они могли говорить, но у них не было такого желания. Они довольствовались своей утренней молчаливой дружбой.
Так вот, когда она выходила по утрам, ее глаза вспыхивали холодным огнем спиртовки. Свидетелей тому было мало. Изредка у нее оставался ночевать однокурсник, бросивший университет на третьем курсе и ударившийся в коммерцию. Он не забывал старосту группы, водил по дорогим ресторанам и кинотеатрам.
Труды его не пропали даром. Однажды, после вечеринки в рок-клубе, он был приглашен на кофе. После этой ночи, он не исчез, не пропал. Приезжал, как только отпускали дела. А дел у него было по горло.
Изредка к ней заглядывала подруга. Пожалуй, что, единственная среди многочисленных знакомых. Они засиживались на полу единственной комнаты ее квартиры далеко за полночь, попивая пиво и ведя обычные для лучших подруг разговоры.
Если бывший однокурсник, зная ее немного, просто восхитился ее глазами, то подруга при первом знакомстве сдержанно заметила: «Такие глаза бывают или у сумасшедших, или у ангелов. И ты явно не ангел». Прямота миниатюрной девушки ей понравилась.
С приходом дождей и листопадов, небо в ее глазах становилось свинцово-серым. Нет, депрессии не было. Она продолжала жить бурной, веселой жизнью.
В эту осень однокурсник сделал ей предложение. Она согласилась. Но праздник решили устроить ближе к весне. У него впереди маячил выгодный контракт. У нее «горела» куча материалов для женских журналов. Надеясь закончить каждый свою работу к сроку, они не торопясь готовились к свадьбе. Знакомились с родственниками, знакомили родственников между собой, решали важные мелкие вопросы.
Восьмого февраля она встретила его дома с необычным каким-то сказочным небом в глазах. Он присматривался и не решался спросить, в чем дело. Она же вся светилась, заражая его непонятным чувством радости, тепла. Будоража сознание, заставляя дрожать приятной дрожью.
За окном шел снег. А на него смотрело бездонное июльское небо. И он понял. Подхватил ее на руки, закружил по квартире, покрывая ее лицо и руки осторожными поцелуями, и шептал: «мамашка ты моя». Потом, спохватившись, бережно усадил в кресло, укутал пледом и заявил, что она больше не курит, не ездит на работу и имеет полное право капризничать напропалую. Они недолго поспорили, кто у них родится – сын или дочь, потом пришли к выводу, что родится ребенок.
Через месяц при большом стечении гостей они зарегистрировали свои отношения. И ее глаза по-прежнему были ярко-ярко синие. Принимая поздравления, новоиспеченная семья не переставала улыбаться. Искренне. Они, наверное, любили друг друга.
К новому году их стало трое. У сына были такие же, как у папы смоляные волосы и мамины поразительно голубые глаза. Они ни на минуту не переставали быть счастливыми. Они организовали свою Вселенную на троих, в которой царили нежность и поддержка…
В один из своих редких выходных он отпустил няню и сам возился с малышом. А она была на занятиях, получая второе высшее.
Он забеспокоился, когда она не позвонила в назначенное время сообщить, что выезжает. Набрав номер ее мобильного, услышал, что абонент занят или находится вне зоны действия сети. Потом позвонили из милиции…
Нижнюю губу она закусила до крови. Уже подсохшая красно-коричневая кривая дорожка прочертила подбородок. Соломенные волосы трепал морозный ветер. Розовый берет валялся далеко в стороне. Посиневшие пальцы, скрючившись, застыли в попытке за что-нибудь зацепиться. Темно-серое кашемировое пальто было расстегнуто и задрано почти до груди. Левая нога была неудобно подогнута под правую.
Он стоял над ней в окружении людей в форме и белых халатах. Его пытались отвести, тормошили, что-то спрашивали. Кто-то накрыл тело безупречно-белой простынею, будто хотел спрятать грязь, ужас свершившегося под чистым стерильным полотном. Но он продолжал видеть каким-то внутренним зрением ее глаза. Ледяные, безразличные, широко распахнутые навстречу небу. И в них зияла жуткая бесконечная пустота…
…
Потом пришла весна. Но она отразилась лишь в одной паре голубых глаз. Маминых глаз.
|
| |
| |
