Закрыл глаза. Медленно погружается в ритм музыки в наушниках. Даже сейчас он слушает музыку. Даже в такой момент, когда тебе плохо, когда ты даже не можешь встать. Почему? Потому что ему всё равно. Брат? Скорее, формальность. Вся жизнь давно превратилась в формальность. Вы до сих пор играете значительную роль в жизни общества. Он до сих пор себя превозносит, ставит выше других. Даже выше тебя. Ты ведь никто, ничтожество для него. Это он Бог. Он управляет вашей жизнью. Не будет его – не будет группы, не будет славы. Вас уже давно преследовала легенда о двух родственных душах, которые я дня друг без друга прожить не могут. Чушь. Ты никогда не задумывался о ваших отношениях. В общем, вы живете разной жизнью, не завися друг от друга. Сказка про трудное детство? Ложь. Для тебя детство всегда было замечательным, тебя всегда любили родители. А его? И его тоже. Если даже не больше. Единственное, его действительно били в школе. Причина остается неизвестной даже для тебя, тебе никогда не было это интересно. Он скрывал это даже от родителей, а тебе просто было плевать. Он пришел домой грязный, побитый, униженный? И что? Какое твоё дело, это его проблемы. Да, вы жили в одной комнате какое-то время. Но обоим это надоело. Он изменился, да и ты тоже. Тебе понравилось носить кепки и широкие джинсы. Потом ты сделал себе дреды. Что в это время делал он? А какая разница? Кто он тебе? Брат? Ты лучший. Всегда так считал. А он в это время перекрасил волосы и стал еще большим посмешищем, чем был до этого. И ты стал его ненавидеть. Именно тогда, сам не зная, почему. Ты и сейчас не знаешь. Да это и не важно. Ты даже не ненавидел, попросту презирал. Ты хотел поскорее вырасти, по тебе и сейчас сохло полшколы, но этого было недостаточно. Потому что другая половина сохла по твоему брату. И это раздражало. Как он, ничего не понимающий в красоте, мог привлекать к себе внимание? Неужели вызывающим макияжем и обтягивающими шмотками? Своей нарочитой женственностью? Не может быть. И именно тогда ты захотел сделать ему больно. А именно – просто проучить. Чтобы больше не лез. Возможно, ты и жалел потом об этом. Ты уже не помнишь. Но пачкать свои руки тебе не хотелось. Поэтому ты сказал своим друзьям, чтобы они его проучили. А они всегда не против лишний раз поразвлечься. Только в этот раз задание было немного иное. Проучить его надо было так, чтобы он навсегда это запомнил.
Пришел он только вечером. Хотя, «пришел», это сильно сказано. Скорее, приполз. Кашляя и отплевываясь. Но, увидев тебя, встал и гордо прошел мимо. Даже не посмотрел. Лицо, на котором, кстати, не было ни одной царапины, не выражало никаких эмоций. Он не сказал ни слова. А ты не удержался.
- Что, братишка, снова не повезло? – ядовитая ухмылка.
- Знаешь, Томми, если ты еще раз захочешь сделать мне больно, сделай это сам. Не бойся испачкать об меня руки. В его голосе не слышалось слёз, и это раздражало еще больше. Значит, ему было недостаточно. Но он так и ушел, не повернувшись, даже ни разу не взглянув на тебя.
Близнецы? Чушь. Вы ни капли не похожи. Во всяком случае, тебе хочется в это верить. Ты лучше.
***
На следующий день ты не выдержал. Что с ним могли сделать, что он пришел в таком состоянии, при этом довольно-таки чистый?
- Успокойся, Том. Мы его даже почти не били. Только так, чтобы не сопротивлялся.
- А что вы делали?
- Ничего особенного. Трахнули по очереди и всё. Я тут где-то прочитал, что чтобы жертва не сопротивлялась, нужно найти к ней подход. А к твоему брату его найти легче всего.
- И как же?
- Мы всего лишь сказали ему, что это ты нас попросил сделать. Он и убежать не пытался. Может, он у тебя больной?
Дальше ты не слушал. Резко накатил страх. Он ведь может рассказать всё маме и отчиму. Хорошо хоть сейчас их нет. А потом попадет. И очень сильно.
Единственное, что было общим у вас тогда – музыка. Небольшая группа из 4 человек, выступающая в местных ночных клубах. Только там Билл хоть как-то себя проявлял. Больше от него ничего и не требовалось, кроме как петь своим немного хриплым и уже прокуренным голосом о любви и прочей фигне, в которую верят наивные маленькие девочки.
И никому не известно, как вы добились таких высот. Вы для этого даже ничего не делали. Раскруткой занимались продюсеры, которых где-то откопал ваш отчим. Сделали из вас идеальную группу, в которой никто никогда не ссорится и не выясняет отношения. Отчасти это правда. Вы не ссоритесь, вам плевать друг на друга. Вам нужна только слава и визги всё тех же наивных девочек. Но всё это разделило вас еще больше, если это возможно. Но вы об этом не жалеете. Она дала вам свободу. Свободу друг от друга. Ты его уже не ненавидишь, не презираешь, тебе просто наплевать. А его всё это изменило очень сильно. И ты это видел. И только тогда ты обратил на него внимание. Он потерял себя, постоянно улыбался на камеру, строил из себя довольного жизнью ребенка. Поначалу было время, когда вам приходилось жить в одном номере. Ты не хотел, сопротивлялся. А ему было всё равно. Плевать. Ты наблюдал за ним ночью. Если бы не периодически поднимающаяся и опускающаяся грудная клетка, можно было бы подумать, что он мертв. Ни одного движения. Только тогда ты заметил, каким он стал. Он перестал быть человеком, закрылся ото всех, погрузился в себя, одевая маски, выходя на улицу. Даже радость после концертов была ненастоящей. Душа в нём чувствовалась только тогда, когда он пел. Тогда его брови сдвигались по-настоящему, глаза закрывались, но тебя продолжало преследовать чувство, что он там что-то видит. На одном из таких концертов тебя посетила мысль, что ты слишком много времени стал уделять ему. Больше, чем обычно. У него фанаток больше, но это почему-то не раздражает. Он улыбается тебе. Фальшиво. И не скрывая этого. Просто не пытаясь. Иногда ты читаешь вашу биографию на сайтах и сам завидуешь тем двум братьям, про которых там пишут. Ваша жизнь вряд ли станет такой. Ну или хоть каплю похожей на эту. Жаль? Да, бывает. Но в общем настоящее положение вещей тебя очень устраивает. Ты доволен своей жизнью. Скорее всего, именно поэтому ты каждый вечер выкуриваешь по полпачки сигарет, пытаясь заглушить какую-то непонятную горечь внутри…
***
Ты лежишь на кровати. Только что ушел врач. Температура – 38,9. Еще можно сбить, но перед глазами плывет. А он сидит рядом с закрытыми глазами и слушает музыку. Почему он не ушел? Почему остался? Вы не разговаривали друг с другом, не считая интервью и игры на камеру, уже около 3 лет. У вас нет общих тем. И почему-то сейчас захотелось услышать его голос. Пытаешься двинуть пальцем руки, но они онемели от обезболивающего, которое тебе зачем-то вкололи. С усилием дотягиваешься до него и кладешь руку на колено. Он вздрагивает и резко отскакивает в сторону.
- Билл… - голос совсем охрип и не слушается.
- Что? – отвечает совершенно безразличным тоном. А почему для него это должно быть важно? Ты ведь никто для него. И он для тебя.
- Билли… Останься, пожалуйста.
Поднимает одну бровь – так уж его выдрессировали – и кивает в знак согласия. Надменно и свысока. Глаза уже закрываются, но ты успеваешь задать вопрос:
- Билл, кто ты мне?
- Я всего лишь твой брат, Томми. Всего лишь брат.

Ты проснулся среди ночи. Что-то придавливало живот. Поднимаешь голову и видишь его руку.. Сам он сидит на полу, положив голову на кровать, и спит. Как обычно – очень тихо, кажется, что просто прикрыл глаза. Странно ощущать его так близко. Совсем рядом. Непривычно. Просыпается какая-то нежность, но ты сразу пытаешься её затоптать. Он тебе никто, вы даже с утра не здороваетесь. Поворачиваешь голову и смотришь на время. 3:00. Рано-то как. Или поздно…
Чувствуешь шевеление рядом. Он всё-таки проснулся и смотрит на тебя, пытаясь прочитать что-то в глубине темных глаз. Сам еще накрашен, отчего его глаза в темноте кажутся еще больше. Почему-то хочется до него дотронуться. Очень хочется убедиться, что он настоящий. Что это не просто галлюцинации от высокой температуры. И ты тянешь к нему свою руку. Он перехватывает её и сжимает в своей.
- Тебе не легче? – вопрос, полный сочувствия, и сейчас тебе не кажется, что это просто дежурная фраза. В ней чувствуется жалость. Но она тебе совсем не нужна. А он даже не пытается её скрыть, просто интересуется, на миг, но открывает себя. И тебе уже всё равно. Ты рад тому, что он доверился. Хотя… Зачем он тебе? Его доверие? Жили все 17 лет врозь, почему нормально поговорить захотелось только сейчас?
- Да, уже почти всё хорошо, - но голос всё равно охрипший.
- Спи, рано еще.
- Но я не хочу… - приподнимаешься на локтях и пытаешься встать.
- Нет, лежи. Тебе еще нельзя вставать.
Он посмотрел на тебя с сочувствием. С настоящим. Что-то сегодня не так. Что-то изменилось. Что-то неправильно. Или… Может, наоборот? Может, так и должно быть? И почему-то в голову пришел простой вопрос, сильно волновавший сейчас тебя, но он на него никогда не ответит…
- Билл, что с тобой?
- А что не так?
- Всё так, просто…
- Ты о том, что я начал с тобой разговаривать? Просто тебе плохо, а я в какой-то мере твой брат. Тем более, должны же мы поддерживать свои прекрасные братские отношения?
- Да, ты прав… Но ведь… Ты же меня ненавидишь?
- Нет, Том. Это ты меня ненавидишь. А я… Мне просто на тебя плевать.
- Билли, знаешь…
- Что? – у него, видимо, уже выработался рефлекс при слове «что» поднимать одну бровь. При этом желание говорить сразу отпадает.
- Извини…
- С чего это вдруг?
- Не знаю… Просто я устал от того, что мы перестали быть братьями, такими как все.
- Почему перестали? Разве мы когда-то ими были? Можешь вспомнить хотя бы один раз, когда ты за меня волновался? Или когда хотя бы пытался меня защитить, когда меня каждый день насиловали за школой твои дружки?
- Каждый день? Билл, я не…
- Хватит. Мне не интересно, знал ты об этом или нет.
- Тогда, раз уж мы начали говорить… Скажи, почему ты так изменился?
- Братец, ты всё больше и больше меня удивляешь. Неужели ты настолько слеп, что не замечаешь ничего перед своим носом?
- А что я должен замечать?
- Ты сделал меня таким. Ты хотел меня тогда сломать – у тебя получилось. Могу тебя поздравить, ты добился успеха. Можешь не сомневаться, это последний раз, когда я с тобой разговариваю. Для меня ты чужой человек.
- А зачем ты сейчас разговариваешь?
- Потому что сейчас больной – ты. И тебе нужен уход. Я понимаю, что тебе противно ко мне прикасаться, но что поделаешь, другой кандидатуры не нашлось. Придется жить с тем, что есть.
- Прости…
- Что? Ты просишь у меня прощения? Сегодня прямо какой-то особенный день, раз сам Том Каулитц уже второй раз извиняется.
- Хватит, Билл. Я, правда, сожалею.
- Только скажи мне, за что ты извиняешься?
- За то, что тебе пришлось тогда вынести. Я не думал, что они зайдут так далеко.
- Ты тогда вообще не думал…
- Я серьезно.
- А я нет.
- Билл…
- Я это уже слышал. Ты знаешь моё имя – это уже большое достижение.
- Успокойся…
- Я спокоен. Я терпел тебя все 17 лет, и все 17 лет ты надо мной издевался, как мог. И ты надеешься, что я тебя прощу?
- Нет, я не надеюсь на это. Я просто хочу, чтобы ты меня выслушал.
- Видишь, ты опять хочешь, а не просишь. Такое впечатление, что все должны падать к твоим ногам и выполнять все желания… Ладно, я слушаю.
- Мне действительно больно видеть то, во что ты превратился. Я даже не узнаю тебя последнее время. Я знаю, что они тогда с тобой сделали. И поэтому не удивлюсь, если ты меня не простишь. Но знаешь… Я всё понял. И если бы я мог, я бы всё исправил.
- Но ты не можешь. Я тебя прощаю. Глупо обижаться на то, что было несколько лет назад. Но только с одним условием.
- С каким?
- Ты простишь и меня тоже.
- За что, Билл? За что я должен тебя прощать?
- За то, что на их месте я тогда представлял тебя…